История покорения Арадены, которая не имеет прямого отношения к ущелью.
К ущелью Арадена, что находится на юго-западе Крита в районе Сфакион, присматривались, но встречи с ним слегка побаивались за сложность маршрута, оцениваемого выше среднего. Протяженность ущелья 5-7 км, с учетом пути возврата все 10-14. Арадена славится высокими горами, при этом не требует спец. оборудования для покорения ущелья, но и на поблажки рассчитывать не приходится. Заведомо оборудованных и подготовленных туристических троп, организованных мест для привалов там нет, источников пресной воды тоже нет, но есть заброшенная деревня с одноименным названием Арадена и мост, соединяющий края разверзшейся пропасти.
От Плакиаса до намеченной цели чуть меньше 60-ти километров. Направление – юго-запад, поселок — Хора Сфакион, далее по горной дороге до моста. С греческого слово «сфакион» переводится как «пропасть», «бездна», что точно определяет характерную особенность р-на Сфакья (Сфакион) в целом, так как он расположен в горной местности, имеющей множественные разломы-пропасти. Они разные. Одни глубокие, другие не очень. Названия имеют звучные: Имброс, Вутсинас, Элегиас, Сфакиано, Асфенда, Каликрати и т.д. Именно из-за них в отсутствии хороших связующих дорог весь юго-запад Крита оставался самым труднодоступным малонаселенным районом. А район Сфакья, исполосованный ущельями, был отрезан от всего острова и стал идеальным убежищем критских пиратов, контрабандистов, мятежников, не желающих подчиняться никаким правлениям и управленцам соответственно. Сфакиоты часто считаются истинными критянами, потомками Зевса, кровь которых не смешивалась с кровью чужеземцев. Закрытость и обособленность территории позволяла населению, сохранять особый независимый нрав, воинственный характер, гремучую смесь темпераментов, отличающуюся чрезмерной вспыльчивостью, абсолютно отрицающую покорность и любое насилие над своей волей. Всех их уже давно нет, но гены никуда не исчезли и нет-нет, да проявляют себя в характерах потомков сфакиотов. За нанесенное оскорбление мужчины в таких районах как Сфакион на острове Крит могут принять извинение только пролитой кровью обидчика.
Расширить сферу общения между прилегающими территориями, вырваться за пределы обособленного мирка можно было, связав район Сфакия удобными дорогами, которые стали проводить сюда из равнинной части острова только во второй половине двадцатого века (недалекое прошлое). До поездки слово «Сфакия» звучало музыкой в моем мозгу. Воображалось синее море и белый пароход, голубое небо и светлые каскады домиков с терракотовыми крышами, прилепившиеся к горе. И чтобы ставни у них непременно были синими, а арочные крылечки в зеленке вьющихся плющей, или если не домики, то цветные этажерки-дома, утопающие в карминных и голубых шапках гортензий. Примерно, такой городок-поселок мне виделся.
До Хора Сфакион добрались по отличной дороге с хорошим асфальтовым покрытием, которая в конце пути внизу упирается в порт и небольшую деревню с белоснежными тавернами, чуть возвышающуюся над морем. Какие уж тут каскады домиков? Тем не менее, Сфакия — место, где можно встречать закаты и рассветы, если изменить своей привычке спать долго и ложиться рано.
С дороги свернули на автостоянку, пришлось спуститься до самой причальной зоны. Свободных мест к 10 утра уже не было. Машины теснились друг другу плотными рядами. Двухэтажные туристические автобусы, поджидающие возвращение туристов, пересекающих ущелье Самарья, оставили какое-то гнетущее ощущение. Казались они непомерно огромными. Возвышались синими гигантами над маленькими авто, отчетливо давая понять, кто здесь главный. От этого вся зона парковки казалась крошечной. Прибрежная акватория белела и голубела паромами, катерами, лодками рыбаков: одни отходили, другие швартовались, люди высаживались с катера и заходили на посадку, все были заняты своими делами, и все же
«… если у вас найдется время, оставьте прибрежную дорогу и загляните в узкие переулки. Здесь прошлое оживает, и белые береговые таверны заменяются одноэтажными или двухэтажными домиками с закрытыми дворами и с красивыми арочными дверными проемами…» А наши время бежало, неслось, часики безвозвратно отсчитывали минуты. Какие уж тут переулки? Слегка поругиваясь, еле развернулись и без остановки подались на горный серпантин Анополи.
Поднимаясь выше в гору можно понять и прочувствовать, определение горного массива — вот где выжженная земля: камень, камень, редкие колючки, камень, козы, колючки, колючки и горная дорога. Чтобы достичь Арадены, надо подняться от основания до самой макушки горы по серпантину. Я сначала была подавлена этим умопомрачительным авто восхождением, а потом просто наслаждалась. Сердце замирало на каждом слепом повороте, уносящем нас наверх. На крутых затяжных изгибах дороги, где приходилось двигаться как по витку пружины, комочек в груди замирал от сложного чувства: опасной неизвестности и какого-то безотчетного ликования. А на ровных подъемах это ощущение угасало, словно, давая возможность адаптироваться к новой высоте. Затем новый виток длинной дороги-улитки и погружение души в мерцательное состояние.
Смотреть на то, что осталось позади и внизу нас, было необыкновенно здорово: порт и деревня становились все меньше и меньше, а прибрежная линия все шире и шире, и море разливалось синевой, и небо голубело, и серые ленты асфальта, обрамленные желтой полосой, становились украшением гор. Разновеликие петли: короткие и длинные, мягко и плавно изгибающиеся или переходящие в острые зигзаги, напоминающие росчерк пера, не оставляют никого равнодушным: ни фотографов, ни участников движения. На серпантине самое удачное время для панорамных фото — раннее утро и вечер, но вечер — в горах не для каждого. Всем хочется запечатлеть узоры горных автобанов, а карманов или обзорных площадок почти нет. Остановиться можно, если вы готовы рисковать или рассчитываете на везение, что никто не сядет вам на колесо и не ударит машину сзади. Встречная машина, всегда неожиданно появляющаяся из-за поворота, тоже может зацепить случайно: занос, неопытный или неосторожный водитель за рулем, в общем, на дороге все решает случай.
В горах даже на сравнительно небольшой высоте почувствовала разницу температур в сторону понижения. Теперь кондей не был нужен, машина очень быстро остыла.
Вот и знаменитый мост.
Проехали на машине, прижимаясь ближе к железному пролету моста. Деревянные доски под шинами колес отозвались какофонией звуков. Позже, будучи на дне ущелья этот звук казался грохотом камнепада, поднимали головы наверх, ища источник опасности, но быстро понимали, что по мосту проехала очередная машина, всего-то и делов.
Оставили железного коня у таверны на стоянке. Теперь надо спуститься в ущелье и дальше топать на своих двоих. Но сначала хочется заглянуть в пропасть с моста по одну сторону
и по другую.
В первую секунду, когда смотришь вниз, кажется, земля уходит из-под ног, так и покатишься, как колобок, даже инстинктивно подаешься назад, подальше от края пропасти. Но «…нам нет преград на суше и на море…» и уже не терпится узнать, каким ты будешь, Арадена? Спуститься в ущелье можно по старой тропе, как со стороны заброшенной деревни — там путь короче, но круче, так и с противоположной стороны. Противоположную сторону изрезала тропинка более пологая, в обрамлении каменного ограждения.
Трудно представить, сколько людей участвовало в создании этой тропки, сколько сил положено, на то чтобы она существовала. Вот только один виток этой дороги.
До 1986 года тропа была единственной пешей дорогой, соединяющей деревню Арадена и Хора Сфакию, которой пользовались все: и малые, и старые. Каждый переход с одной стороны на другую был настоящим испытанием для жителей этих мест, ведь кроме переправы себя самого надо было еще и переносить грузы.
Все, кто хоть раз спустился по тропе
и поднялся по ней,
не будут это утверждение оспаривать.
Строительство моста фактически спасло это место от полного исчезновения. Нынешнему мосту всего 31 год. Построен он на личные средства бывшего жителя деревни Арадена Павлоса Вардиноянниса, оплатившего и проект, и затраты на его строительство. Благородный поступок не был забыт, в память о нем мост назвали именем П. Вардиноянниса.
Тропа долго меня удерживала, было интересно и на краю ущелья
и перед ним на равнинной части посреди белых гор.
Арадена разительно отличается от Превелли, тянущегося вдоль русла реки, от изумрудного ступенями уходящего вниз Мили, от широкого многопещерного и спокойного Агиофаранго.
Ущелье Арадена отличается непостоянством характера: это махина, глубокий разлом, узкая трещина, местами бездонный колодец в скальных монолитах, но есть участки широкие и горы не подавляют там своей высотой.
Мне пришлось спускаться в ущелье дважды, потому что шла в связке последней. Пока сверху любовалась красотами ущелья, мои компаньоны спустились вниз и отправились на его смотрины, я же от них отстала. Завершив в одиночестве спуск, подумала, что они поднялись в деревню. Ошибочно «следуя за ними», поднялась наверх (подъем очень тяжелый) и оказалась среди развалин покинутой людьми деревни. Огляделась по сторонам, никого не заметила, но подумала, что мои путешественники где-то здесь, и спокойненько обследовала все развалюхи и древние оливы.
Арадена имеет свой особенный цвет. Я бы назвала его красным ущельем, потому что тонкий почвенный слой земли, как в горах, так и на его равнинах красного цвета. (Так вот ты какой, цветочек Аленький!!!)
Может глина тому причиной, может избыток железа, неважно. Главное — оно красное. Слово «красное» близко к родственному «красивое». Но, может быть, имеет отношение к словам «кровное», «кровавое»? Правда, это уже из области фантастики и мистики, если вспоминать историю, приведшую деревню к опустению. Деревня перестала существовать якобы из-за конфликта, возникшего по вине подростков. Жажда мщения враждующих сторон была настолько велика, что могла перерасти в кровавую развязку. Вся деревенская община базируется на людях, которые состоят в ближнем и дальнем родстве. Каждый из родственников поддерживал свою сторону, таким образом, в конфликт были вовлечены все жители деревни. Закон гор требовал вендетты (помним о горячем темпераменте сфакиотов), завершив которую в живых не осталось бы никого. Примирение было невозможным. Кровавой бойни удалось избежать лишь потому, что благоразумие взяло верх над вспыльчивым и несдержанным характером потомственных сфакиотов.
Даже дома деревни, имеют красноватые стены.
Народ постепенно разъехался, деревня перестала существовать, хотя, судя по просторным домам, двухэтажным постройкам с большими куполообразными арочными входами, деревня была очень зажиточной.
Сейчас некоторые жители возвращаются и даже живут во вновь отстроенных домах, подтверждая свое право на их владение.
Оливы продолжают расти, от плантаций никто не отказывается, более того сады передаются в наследство или в дар, могут делиться на доли между родственниками, т.е. имеют непреходящую ценность, как любое недвижимое имущество. Владение плантациями олив определяет благосостояние гражданина, оливковое масло – золото Греции, соответственно, чем больше сад, тем богаче его хозяин.
Вся оливковая роща поделена на участки. За проволочными изгородями бродят хозяйские козы. Козы к чужакам не идут, но за передвижением незнакомцев следят внимательно.
Садами козы не ограничиваются. Горы и ущелье в их распоряжении.
Деревню обошла всю кругом. А свою команду не вижу. Что делать? «А-у-у! Ну, где вы, шалунишки?»- кричать не стала, чтобы не срамиться перед державами, но тревога в сердце поселилась. Надо было принять решение. Обошла деревню по второму разу и опять ни-ко-го!!! В ущелье одна возвращаться не стала, потому что не знала, в какую сторону двинули мои попутчики: вверх или вниз, и к тому же чтобы начать движение надо опять спуститься с окаянной кручи (520 метров по тропе со стороны деревни). Зная, чего стоит спуск и подъем, на повторный спуск не решилась. Решила пойти напрямки к таверне. Уж это место никто из родственничков не минует. Оказалось это совсем не простым делом. Все участки оливковых садов отгорожены друг от друга либо каменными невысокими кладками-межами,
либо ржавым проволочным забором. Ржавчина рыжая и земля вокруг рыжая, забора как такового и не видно. Идти по камням сложно и тяжело. Наступишь одновременно на большой и мелкий камень или наоборот — стопа вихляет, можно ногу подвернуть. Думаешь, вон там место не огорожено, и значит, будет проход. Идешь к заветной цели, но утыкаешься в забор и снова кружишь-кружишь по еле заметным стежкам-дорожкам в надежде найти подход к тропе, что приведет в таверну. А дороги уводят от нее все дальше и дальше, тянут в горы и садовые участки все никак не заканчиваются. Плутала долго. По спине не ручьи – реки пота текли. Сердце грохотало не хуже камнепада. Лицо пылало, все в соленой росе. Ветки олив, сломанные ветрами, лежали разбросанными на моем пути. Они давно высохли и превратились в суковатые длинные плети, путались в ногах и цеплялись за порточины брюк, перешагивать и обходить их сил уже не было. Иногда лезла напролом. Рисковала получить травму, но это было лихорадочным состоянием.
Колючие кустарники царапались и могли оставить не один десяток заноз, вот где не раз я вспомнила наши российские луга да ромашки. В горле пересохло. Вода была у ребят, я налегке прогуливалась. (Вот он Господин Случай).
На одном из заборов увидела сохнущую шкуру козы, подумала, если не выберусь, умру от жажды и панической атаки, и висеть мне тогда на проволоке как той козе.
Кстати, останки животных видели часто, козы и овцы умирают в горах и в садах вдали от дома, калеча ноги. Когда за ветками тянуться, бывает, что рогами путаются в кронах деревьев и если не могут высвободиться, то так и остаются висеть, медленно умирая. Сухая шкура козы привела меня в чувство. Я вспомнила, что страх управляет нами, только пока мы боимся. С этого момента ситуация изменилась в мою пользу.
Еле-еле я из этих силков высвободилась и окольными, путаными тропками шириной в одну человеческую пятку вышла к таверне. У таверны села на лавку в ожидании пока меня найдут. Сто потов с меня текло, лицо все малиновое, в висках стучит, еле сердце утихомирила. Вот незадача, ничего у меня не оказалось: ни телефона, ни ключей от машины, ни денег, хоть плачь! У хозяина лавки попросила мороженое и самовольно из холодильника взяла бутылку воды, пообещав ему, что заплачу чуть позже. Он ничего не понял, но рукой махнул. Чуть успокоившись, стала смотреть по сторонам. Машины подъезжают, но немного, компании небольшие, в основном от 3-х до 12 человек. В ущелье лезут за редким исключением. Посмотрят сверху и к мосту всей гурьбой идут. Подзадоривают друг друга с моста прыгнуть. Для любителей свободного падения есть возможность прыгнуть со 150 метровой высоты. Желающих немного. Чтобы прыгнуть сначала заполняют бумаги, в которых я полагаю, они просят никого не винить в … случае чего. Ставят подпись, вроде, «сам дурак, они согласные». Потом их инструктируют, следующим этапом привязывают за ногу резиновый длинный канат, ставят на платформу
и под громкое улюлюканье смельчак летит в пропасть. В одной группе даже девушка прыгнула. Один летит, остальные фоткают.
«…мама, я летчика люблю…»
Тем временем отряд заметил потерю бойца, супруг прервал свой вояж и отправился меня искать. Догадался, что я поднялась в деревню (деревня расположена на краю ущелья на высоте 520 метров), нашел меня у таверны и огорченный тем, что я не увидела всей красоты ущелья, уговорил меня спуститься вновь и все же его осмотреть. Так что спустились мы с ним дважды и поднялись тоже. Почти, что подвиг совершили. А ларчик просто открывался. В оливковом саду не раз натыкалась на притянутую к забору резиновой петлей калитку. На прибитой к столбу мятой полоске жестянки что-то было написано, но прочесть не смогла, думала, что территория приватная и посторонним вход воспрещен. На самом деле надпись гласила, что проход через частные владения разрешен, с одной просьбой: закрывать после себя калитку на ту самую петельку от проникновения коз. Учите, ребята, языки, всегда пригодится. Остальное про Арадену в следующей части этого рассказа.
