Если б рассказ начинался вот так:
«Лежу я в траве
Средь собачьих фекалий,
К небу задрав объектив.
И вижу как в небе
Пронзительно синем
Нерезкая птица летит…»,
то был бы не мой рассказ: ну не везет мне на собачьи какашки, на травку прилечь средь толпы не выходит, а стихотворная лаконичность не есть мой конек. Если чего и имею в избытке, так это нерезкого и летящего.
Можно бы было начать и так: «Мой Lumix FZ200 стыдливо поглядывал на топорщащиеся достоинства-телевики кичливых сородичей. Я его утешала — вот погоди, сомкнется толпа, уж нам-то она не помеха…»
И это был бы рассказ про меня и про камеру, а мне-то надо про авиашоу, в честь 100-летия независимости Финляндии устроенное абсолютно бесплатно для граждан с гражданками и детворы на берегу Балтийского моря в старом парке столицы.
Я давно избегаю толпы, но охота пофоткать быстрое и летящее оказалась пуще неволи. Невольников и заложников любознательности был полон трамвай — из него меня вынесло и доставило к морю: впереди вода, позади гора, на горе народ, под горой гусыни крутят пером у виска и уводят гусят из-под ног человеческих. Приткнулась было к телевизионщикам — сказали: «Идите, леди, отсюда, идите…» Наконец муж поставил меня на незанятый постамент — так и проторчала отцом Федором пять часов кряду.
Кому не досталось постамента, притулились на мостках для стирки ковров. За компанию, как говорится, и финн утопился. В паузах между полетами зеваки на суше гадали: потонут мостки — не потонут мостки…
Но отважных все равно бы спасли.
Тревожные времена не сказались на настрое народа — счастливые люди, верят, что их безопасность в надежных руках. Руки за столетие независимости случались всякие: были они алчущими власти, и ищущие заморского покровительства тоже были; были кровавыми, подавившие «красные» настроения; были бездарными, втянувшими страну во Вторую мировую войну; были и созидательными, отстроившими демократию и отношения с нелюбимым, но мощным соседом.
Обязательная часть туральбомного творчества — туалеты (бесплатные — в нашем случае). Их привозят накануне массовых сборищ, а после увозят. Ни вони, ни грязи я не заметила: внутри, кроме «места общего пользования», писсуар, бумага и пластиковый ящичек с дезинфицирующей жидкостью.
Топ сезона — туалет облегченный, мужской.
Я запечатлела брутальную задницу исключительно в просветительских целях: эти временные писсуары устроены так, что себя самого видит только обладатель себя самого.
И наконец произвольная часть — о самолетах.
Живет в Финляндии джентльмен по имени Фил Лоутон. Как-то в его британскую голову пришла чисто английская причуда: отыскал он в загранице едва ли не единственный сохранившийся самолет-этажерку из созданных финскими конструкторами до войны (VL Viima II), привез в Финляндию, вдохнул в него новую жизнь и объявил об основании музея действующих летательных аппаратов. Экспонатов пока только два.
Из песни слов не выкинешь — этот самолет успел побывать на войне. В Финляндии символика не запрещена, если она имеет историческое значение и не используется для достижения каких-либо личных целей.
Исполненное воспоминаний и опыта лицо этого очень пожилого господина невольно привлекло мое внимание. Похоже, он знает цену смертельно опасной прекрасной работе — высшему пилотажу.
Задорные Red Arrows, пронзившие облака, явились своим фирменным «Бриллиантом» — пилотажем высочайшей огранки — ромбом из 9 самолетов, от крыла до крыла всего-то 3 метра. Сверкнули белозубыми улыбками пилотов Королевских британских ВВС и распались небесным «Тюльпаном», взмыли вверх, ласточками сиганули к земле, раскрасили высь цветами российско-балканско-французско-голландского флага, умчались, сомкнулись, опять разлетелись весело и легко — за гранью возможного для человека и управляемой им машины — нарисовав напоследок пронзенное амурно-самолетной стрелой воздушное сердце.
На шоу не озвучивают печальные цифры — там говорят о безупречности выполнения маневров, о мировой популярности аэробатической группы. Но мне удалось кое-что раскопать: за полвека в команде Red Arrows погибло восемь пилотов.
Мне с детства известно, что авиация — не романтика, а наполненные бесконечными тренировками опасные будни. Папа служил воздушным стрелком и, как водится, порой вспоминал армейские героические истории.
Когда писала рассказ, узнала для себя с огорчением, что детским мечтам так никогда и не сбыться: в летчики меня бы не взяли — не дотягиваю сантиметра до установленной нижней планки в 163. Да и бесстрашия мне не хватает: экстремально низкий полет Аэробуса даже в качестве пассажира выдержала бы только как сказку с хорошим концом — отрепетированную до совершенства и сыгранную не раз.
Даже внутри Аэробуса А350 XWB ощущаешь, как нелегко ему оторваться от летного поля: посмотришь направо — там три пассажира, посмотришь налево — и там тоже три, а ты посередине в ряду — слева сосед, справа соседка, сидения широченные — 46см; летит далеко без посадки. И эта махина с размахом крыла в 65 метров способна выделывать кренделя перед ошарашенной публикой — прошлась над водой, поднялась, подбоченилась, помахала крылом…
Надпись по борту » Finnair» для меня уже давно не реклама. Еще в 90-х слыхала, что в питерском «Пулково» почти без отмен по погодным условиям садились и взлетали только финские летчики. А однажды в Дубровнике я на себе испытала, как ощущается пассажиром «экстремальный взлет». Вокруг громыхало и поливало (чемоданы по пути к самолету промокли насквозь), нас покатали с четверть часа по полю, и командир принял решение — взлетать. В черное небо с громом и молниями мы поднимались почти вертикально.
Обещанного газетами самолетного рева от грациозных тренировочных истребителей до сей минуты не исходило. Я отыскивала в окуляре небесный объект, уловленный скорее чутьем, нежели слухом и зрением, пока ОНО меня не накрыло.
Сначала оно надо мною зависает — виденное не раз на экране и вовсе не страшное. Потом на меня изливается нечто, раскалывающее голову на части, — звуковая волна. Судорожно пытаюсь извлечь из кармана ушные затычки, убранные туда за ненадобностью. Их выдавали (бесплатно) на входе — казалось, ненужная предосторожность, но это только казалось…
Сверхзвуковой самолет, в небесном безмолвии сначала явившийся ниоткуда, а после, через мгновение, обрушивший вой двигателей, заставил интуитивно пригнуться — остался доволен эффектом, рванул ввысь, чтоб снова беззвучно явиться…
«Колокол» — это когда самолет взмывает горизонтально вверх, на мгновение застывает и срывается в неожиданное пике — сложнейший маневр, спасающий жизнь пилота и самолет. А тут еще и отстрел тепловых ловушек (от ракет с инфракрасной головкой самонаведения… )
Все захватывающие филигранным исполнением маневры проходили на довольно большом удалении от публики.
К сожалению, история знает немало трагедий, случившихся на авиашоу — и профессионалы совершают ошибки, а техника может дать сбой…
Кому-то еще памятна трагедия, случившаяся на шоу под Львовом в 2002 году: тогда самолет, исполнявший фигуры высшего пилотажа, упал на толпу — 77 погибших, раненых более 500. И этот случай не уникальный.
В отличие от укротителей тигров, укротители самолетов жизнью рискуют с вполне обоснованной целью — в современном воздушном бою выживает расчетливый и умелый. Фигуры высшего пилотажа и групповые полеты обязательны к исполнению всеми курсантами летных военных училищ. Отважные, отважные парни…
В группе под названием «Полночные ястребы» (Midnight Hawks) непременно участвуют нынешние курсанты — отличить их от асов-маэстро я нетренированным глазом не сумела.
Разъехаться с авиашоу было непросто — тут уж кто как сумел…
